Когда я был маленький, я часто ловил ящериц. Так часто, что у меня выработался даже особый рефлекс на определённого рода шорох в траве и движение под ногами: заслышав такой шорох или увидев хоть краешком глаза подобное движение, я метал своё тело вниз раньше, чем сознание понимало, что происходит.
Держать ящериц дома я пробовал лишь однажды и очень недолго. Мучные черви или иной околонасекомый корм в единственном тогда в городе специализированном магазине "Природа" не продавались, а постоянно ловить мух и жуков, чтобы ящерицы были сыты, - дело весьма утомительное.
Пойманными ящерицами я хвастался перед сверстниками, определял по любимой книге, которой у меня тогда был "Определитель земноводных земноводных и пресмыкающихся фауны СССР", их вид и подвид и отпускал туда же, где поймал.
Однажды (мне было лет 11, кажется), метнувшись по обыкновению на привычное шевеление в траве, я обнаружил в своей руке вместо ящерицы полёвку. Пока я соображал, что мне делать с нечаянной добычей, полёвка цапнула меня зубами за палец, я неожиданно отпустил её, и она убежала.
Сейчас мне 30 лет. В январе этого года я брёл вечером с работы, очень уставший и немного... в прострации, что ли... в дзенском таком рассеянном состоянии, в состоянии восприятия всего сразу, не выделяя чего-то из общего "белого шума"... - и вдруг, как тогда, в детстве, тело моё метнулось на юркое движение под ногами, и, прежде чем я успел что-то подумать, я уже держал в руках маленькую перепуганную домовую мышку.
Мы одно время держали дома японских декоративных мышей, которых нам при продаже выдали за "карликовых крыс", но звери эти показались нам, хотя и очень красивыми, не очень интересными: они не приручались, а их детёныши сидели в гнезде до полного превращения во взрослую особь и выходили оттуда, став уже размером почти со своих родителей, исключая возможность приручения "с маленького". Если же принудительно вынуть их из гнезда раньше, они начинали, как бешеные мячики, скакать по квартире, лишь абсолютной бестолковостью и ненаправленностью своих прыжков способствуя собственной поимке и водворению на место. Мышка-самочка целыми днями крутилась в колесе, а самец или трахал (ну, или старался трахнуть) самочку, или стоял на одной задней лапе у стенки террариума, остальными тремя пытаясь карабкаться по стеклу. На удивление, взрослые мыши, не в пример своим мышатам, не прыгали. Зная, что мыши вообще существа крайне прыгучие, мы этому даже немного удивлялись и думали, что у этой разновидности, наверное, прыгучесть проходит с возрастом. Один раз, когда самочка кормила выводок и выглядела несколько утомлённой, а самец не переставал ежеминутно домогаться её, мы решили на период кормления отсадить самца в отдельный террариум. Вот тут-то мы и узнали, что с прыгучестью у них всё порядке - просто, видимо, раньше не было особого повода прыгать... Отсаженный мышь-самец, выяснив, что оказался один, одним виртуозным прыжком перемахнул 25-сантиметровую стенку и вернулся к возлюбленной. Больше мы его не отсаживали.
Японских мышей мы держали года полтора, а когда они надоели нам, с очередным приплодом продали и собственно первую пару.
С домовыми мышами - до нечаянной поимки одной на улице зимой этого года - я сталкивался несколько раз. Первый - это когда на базе отдыха в Джемете (мне было 12 или 13, не помню точно) ко мне прибежали курортные мои товарищи и рассказали, что в одном из домиков в унитаз попала мышь и никак не может оттуда выбраться. Я побежал с ними и вызволил несчастную промокшую и перепуганную норушку, подав ей веник.
Потом, в армии, в Санкт-Птербурге, в оперативном управлении штаба округа, в чертёжке, мыши были такими наглыми, что в обеденный перерыв выскакивали на стол и таскали крошки на глазах у всех. Одна даже как-то пыталась утащить кусок сыра с моего бутерброда.
Полковник Кныш ловил у себя в кабинете мышей живоловкой, но что делать с ними дальше, не знал и приносил их нам, а мы, высунувшись в окно, бросали их на подоконник помещения группы автоматизации. Некоторые мыши проникали к автоматизаторам внутрь, но большинство прыгали с подоконника и падали вниз, во внутренний двор. Хотя это и был пятый этаж, внизу лежал снег и мыши не разбивались, а убегали в караулку или в подсобку роты связи.
Мой сослуживец Олег Метёлкин как-то поссорился с женой и остался на службе, в чертёжке, на какие-то праздники. Управу закрыли и опечатали снаружи, и он три дня сидел там один и со скуки поймал в пакет с хлебными крошками шесть мышей. Зная о моей привязанности к грызунам, Олег подарил их мне. Жил я тогда в общежитии пожарной части на станции 19-й километр. У меня был хомяк. Я сделал в его террариуме перегородку и поселил мышей за ней. Где-то через месяц мне надо было уезжать на учения, оставить животных было некому и я отпустил их всех в дырку в дощатом полу. На волю, так сказать.
В чертёжку я вскоре принёс ёжика, и мыши из управы ушли.
Ещё одну мышку я всретил на Невском проспекте. Не знаю, откуда она выскочила, но заскочить ей было абсолютно некуда. Как известно, на Невском нет даже газонов. Шарахнувшись от чьих-то ног, она подбежала к стене здания и в ужасе металась туда-сюда вдоль неё, иногда она пыталась побежать поперёк тротуара, но пугалась прохожих и опять отпрыгивала к стене. Я бросил рядом с ней на асфальт свою перчатку, и мышка сразу же заскочила в неё. Подняв перчатку, я отнёс мышку в магазин "Елисеевский" и потихоньку выпустил её там в сырном отделе.
С тех пор я не видел домовых мышей девять лет. И вот эта, нечаянно, "дзенским образом" пойманная мышка... Была зима, мышка выглядела жалкой, замёрзшей и взъерошенной. У нас дома как раз пустовал один террариум, и я принёс её домой.
Дома мы с Леной мышку помыли в тёплой воде с шампунем, вымыв из её шёрстки массу мельчайших шестиногих паразитов, и посадили в террариум. Через несколько дней, чуть отогревшись и отъевшись, мышка выпрыгнула из террариума и ушла на вольный выпас под диван. "Теперь она у нас будет использоваться по назначению, - сказала Лена, - т.е. - жить в доме: она же домовая..."
Под диван мы положили полуторалитровую пластиковую бутылку с кусочками хлеба, надеясь, что туда мышка залезет, а обратно не сможет... Ага... Утром еды в бутылке не было, как, собственно, и мышки.
Потом я как-то спал... Лена меня разбудила и говорит: "Хочешь мышку поймать?" Мышка пробегала через комнату на глазах у Лены и она проследила её путь. Я встал и мы вместе мышку поймали и посадили опять в террариум, на этот раз накрыв его картонкой с дырочками.
Через пару дней Лена решила, что надо нам выяснить, какого наша мышка пола. Я подумал, что это полезно: узнав её пол, мы смогли бы купить ей в пару одну японскую декоративную. Даже если они не смогут размножаться, ей всё будет веселее.
Но как только Лена достала мышку из террариума и взяла за хвостик, та изогнулась и, укусив Лену за палец, вырвалась и скрылась под диваном. Дня через три её стали замечать в кладовке, весело гарцующей среди разных полных и пустых банок. Именно заставленность кладовки стеклянной тарой препятствовала ловле мышки руками. Тогда я взял у сотрудника напрокат живоловку и принёс домой. Вскоре мышка вновь была поймана.
Однако мириться со своей неволей она никак не желала. Подпрыгивая, она цеплялась за узенькую щелку между краем стенки террариума и крышкой одним коготком и, повиснув на этом коготке, пыталась дотянуться зубами до маленького вентиляционного отверстия в крышке и расширить его.
Ещё она пыталась убежать в колесе. Т.е., она в нём не просто бегала - она именно убегала. А если кто-то подходил к террариуму со стороны, в которую она бывала повёрнута мордочкой, когда бежала в колесе, она резко меняла направление бега на противоположное, начинала бежать заметно быстрее и панически оглядывалась во время бега.
А вообще зверь невероятно живой, интересный, подвижный, смышлёный и любопытный. С "японцами" не идёт ни в какое сравнение.
Увидев, как наша пленница рвётся на свободу, мы решили, что, как только станет тепло и сухо, выпустим её в лесу около конюшен. А позавчера, 1 мая 2003 года, как раз стало тепло и мы с Леной, Львом Васильевичем Пироговым и ещё несколькими людьми пошли в лес жарить шашлык. Пока он жарился, мы болтали глазели по сторонам. Вдруг Лена показала куда-то пальцем и закричала: "Да это же наш хомяк!" А надо сказать, что прошлым летом мы выпустили в этот лес трёх малышей джунгарских хомячков, а чуть позже ещё и беременную самку... Вот, мы все стали смотреть, куда показывает Лена, и обнаружили там целый городок каких-то мелких грызунов. Правда, это были не джунгарские хомяки. Когда один из зверьков повёл себя слишком уж беспечно, я его поймал. Он был точной копией той полёвки, которую я поймал "вместо ящерицы", когда мне было 11 лет. Я взял его домой. Свободного террариума у нас не было и поэтому нашу домовую мышку мы в тот же день отнесли в лес к конюшням и выпустили, сфотографировав напоследок.
А в её террариуме теперь живёт полёвка. Кстати, в отличие от всех живших у нас мышей, она очень легко привыкает к рукам и по поведению напоминает скорее хомячка, только чуть более подвижного и смышлёного. Впрочем, это не удивительно: полёвка - это, строго говоря, не мышь; полёвочьи - отдельное подсемейство отряда грызунов, имеющее с мышами лишь отдалённое условное "родство".